Поэзия

Избранные стихи юности (1988-1994) 

Глядя на свою фотографию в детстве

Не в обманчивом странном сне – 

Самый преданный и знакомый,

Он смятённо шагнёт ко мне

Фотографией из альбома.

И лицо обожжёт слеза,

Если искренним взглядом нежным

Он встревожит мои глаза –

Безмятежной своей надеждой.

И тоскливо поймёт, что я –  

Самый жалкий должник на свете,

Он – растраченных лет судья

И угасшей души свидетель.

Он такое в мечтах вершил!

Он владел неземной отвагой! 

Всё, что я за судьбу сложил,

Он когда-то считал лишь шагом.

Он внезапно сейчас узнал,

Кто высокую веру в счастье

Обеззвучил, предал, украл,

Обречённо разбив на части.

Кто заветный венок задач

Отодвинул на грань сомнений,

Кто убогий, слепой палач

Самых важных его стремлений.

Он невеждам не смел служить,

Словно смерти боясь покоя,

Он не сможет себе простить,

Что когда-нибудь станет мною!

март 1993 г. 

* * *

Как и пришлось родиться,

Криком покой нарушив.

Люди – совсем не лица,

Люди, бесспорно, – души.

Души людей – как звёзды,   

Их не поставить рядом.

Души людей – как воздух,   

Их не окинуть взглядом.

Только цветком букета

Манят одни всесильно, 

А от других, при этом, 

Пакостно тянет гнилью.

Души людей – как пламя,    

Только одни согреют,

Только другие ранят, 

Только иные тлеют.

Души людей – как семя, 

Разность плодам конечным.

Души людей – как время,    

Так же легки и вечны.

август 1993 г. 

Несыгранные роли 

Откроется, как книжная страница,

Пред нами жизнь, дорогой дальней став.

И мы, на грим сменивши наши лица,

Пройдём по ней, всё четко рассчитав.

Со сцен сыграем радости и горе,

От сердца людям передав тепло.

Но в нас порой живут другие роли, 

А молодым сыграть их тяжело.

У всех дорог, наверно, есть границы.

Мы к ним придём, отведав жизни соль.

Но станет поздно грим менять на лица,

Чтоб нам сыграть души любовь и боль.

И станет тяжело от этой боли.

Казалось бы, поведав обо всём,

Мы главные, несыгранные роли,

В последний путь с собою унесём.

…И жизнь сыграв, как в неудачной роли,

Мы лучшее со сцены унесём. 

30.04.1988 г. 

Спор о высоком искусстве

Критик:

Без пошлости, без малого греха

Звучит оно и ласково, и чисто,

Не выискать для каждого штриха

Иного места, тождества и смысла.

Лишь те, кто слеп, и коим всё одно,

Твердят о нём с невежественной бранью;

Оно, как вечность, мудро сплетено

С гармонией земли единой тканью.

Оно хранит заветный образ свой

Средь тысяч красок, выложенных в тайну;

Постигни суть, войди – и вот он, твой,

Блаженный мир под хрупкою вуалью.

А в глубине тончайшего плода,

Как сад весенний, расцветают чувства,

И говорим мы трепетно тогда: 

«Хвала тебе, высокое искусство!»

Народ:

Твой светлый ум напрасно устремлён

В такую высь, воспеть её взывая;

И все слова, прости, как сладкий сон.

Тот сон – обман. А истина – другая. 

О, знал бы ты, в какую манишь глушь 

Отчаянно, а сам не понимаешь:

Когда сложней и тоньше наших душ

Искусства нить – её не замечаешь!

И видим мы заветный плод таким:

Раскованным, не гладким, не смиренным,  

Глубоким, мудрым, смелым, но простым

И искренним – пускай  не совершенным. 

Пусть нежностью, пусть криком – всё равно, 

Отзывчиво, без хитрого секрета

В минуты горя выльется оно

Намёком долгожданного совета.

И нас спасёт… Хотя бы иногда…

И мы войдем в живительное русло,

Где лёгкая зеркальная вода

Святой реки высокого искусства!

…Тот спор идёт не годы, а века –   

То яростно и прямо, то украдкой.

Но он не приближается пока

К великому деянию разгадки.

Одно искусство движется вперёд,

Совсем невольно обгоняя время,

И правнуков в другой эпохе ждёт.

Второе, ободрив людское племя,

Своей порою силу обретёт.

2.01.1993 г. 

Снежинка

Теплом ладони мирную снежинку

Расплавлю я в порыве баловства – 

Приятную и зыбкую крупинку

Природного большого торжества.

От капель влаги руки обтирая,

Я прочь пойду, не допуская мысль,

Что беззащитно дрогнула, растаяв,

Неценная и маленькая жизнь.

Но мне легко, приятно и привычно,

Ведь на земле, под веяньем идей,

Всё задарма, всё мелочно, вторично,

Не созданное прихотью людей.

Так с каждым мигом мир теряет что-то,

Всё чаще в Красной книге, как  подлог,

Мелькает неустанная забота – 

Как запоздалый грустный некролог.

Плоть оплавляя слезинкой,

Я непреклонно стою –  

Я собираю снежинки

В тайную грешность свою.

7.11.1994 г. 

Баллада о камне

Я взял у земного храма,

Доверчивый пленник грёз, 

Божественный белый мрамор

И бережно в дом принёс.

Из камня, душой и силой,

Я создал за много дней

Загадочный символ мира –

Крупицу любви своей.

И знал, что таким он нужен,

В решающий час, когда

Свой маленький мир, как душу,

Я выставил в зал суда.

Но быстро от грёз избавил,

И был приговор мой скуп:

«Он создан совсем без правил,

Уродлив, нелеп и груб».

Я вынес свой мир покорно,

И, словно его грехи,

Невольной рукой, упорно,

Годами стирал штрихи.

Но замер пред ним, унижен,

Сгоняя сердечный жар, –

Смотрел на меня, обижен,

Прилизанный гладкий шар.

…Жалея лета и силы,

Я был несдержим и рад

Загадочный символ мира

Из камня вернуть назад.

Но только не вынес срама,

Надёжен и горд в веках,

Божественный белый мрамор

Распался в моих руках.

март 1992 г. 

* * *

Нам дóроги вчерашние слова,

Пускай они навязчивы и грубы,

Но молвят их немеющие губы –

Так дороги вчерашние слова...

Нам дóроги вчерашние шаги,

Пускай они ошибочны и странны,

Но замираем, вспомнив их нежданно, –  

Так дороги вчерашние шаги...

Так дóрого, что нас свести смогли

Пусть редкие, коротенькие встречи…

И мы с любовью зажигаем свечи, 

Молясь за тех, кого не сберегли.

16.11.1994 г. 

* * *

В разгаре пустых полемик,

То с яростью, то с тоскою,

Мы часто ругаем время,

Мы страстно хотим в другое…

Обижены всем на свете,

Мы даже с собою лживы,   

Ведь время – немой свидетель 

Беспомощных и трусливых.

3.11.1994 г. 

Человек с мечом

Разрушив покой блаженный,

Он дверь распахнул плечом. 

В ухоженный дом, победно,

Вошел человек с мечом.

И вылив на землю нашу

Кипящее зло своё,

Он, холоден, смел и страшен,

Ушёл, разорив её.

Свидетель слепой расправы,

Наследуя боль стыда,

Трёхлетний ребенок слабый,

Я спасся один тогда.

Неграмотный сын природы,

Я рос, её скорбь храня, –

Родная земля в те годы

Вскормила, как мать, меня.

И, веруя в святость дела,

Расплаты немой слуга,

Я вышел в дорогу смело

По миру искать врага.

Отмщенья мечтам внимая,

Душа указала след

В цветущее сердце края –  

Источника жгучих бед.

Я, умный и сильный прежде,  

Сдержаться в пылу не смог:

Невинных людей и грешных

Безропотно с кровом сжёг.

По пеплу тому, устало, 

Прошёл я, бездумно рад, 

Что, выполнив долг, по праву

 Героем вернусь назад.

Я видел, поспевши к сроку,

О, Родина, облик твой!

(Бесплодный урод порока,

Для мирной земли чужой.)

…А Родина ждёт со страхом, 

Как дверь распахнёт плечом 

Невольный наместник праха – 

Другой человек с мечом.

март 1992 г. 

Осипу Мандельштаму

Мне храм стиха предстал как храм сердец –  

Глубóко, широко и простодушно;

Минутный гул стихает, наконец,

И то, средь тысяч, слушаю послушно.

Пленившее биение его

Особенно загадочно и ново,

Естественно сливается в одно 

Большое всеобъемлющее слово.

март 1992 г. 

* * *

Мы – люди другого склада,

И в свете других имён

Равняемся в час парада

На славу иных знамён.

И в новую радость завтра,

Считаем – подать рукой!

И даже «святая правда»

Сменилась совсем другой.

Но той же живём надеждой,

Сжигая свой мир дотла,

Всё так же, как деды прежде,

Потомкам хотим добра.

сентябрь 1992 г. 

К распаду Советского Союза

Невольным жестом грозный покровитель

Развеял нашумевшей силы след,

Расторгнутый на слабенькие нити

Минувшего величия побед.

Преддверие свобод и возрождений –   

Одни слова, один неясный миг,

Растаявший над пропастью сомнений

С порочным размножением владык.

Подавленным, униженным и злобным – 

Судьба ли нам 

                            за паутиной бед 

Опомниться, расплакаться и вспомнить

Лик Родины, которой больше нет?..

март 1992 г. 

Соловьи

Где природа прекрасна, как сказочный дом,

Пригласивший радушно в хоромы свои,    

Где-то в дальнем краю, я не помню в каком,

Пели нежные трели в садах соловьи.

И кормили их люди с мозолистых рук,

Охраняли их гнёзда от бедствий и зла;

И блаженная жизнь разливалась вокруг,

Словно светлая песня любви и добра. 

Но однажды пожары спалили сады,

У людей не осталось еды и жилья;

И они, огрубев от жестокой беды,

Перестали кормить и беречь соловья.

Птицы помощь просили, оставшись без гнёзд,

И слабели, надежду в спасенье тая;

На земле замерзали под куполом звёзд,

А потом… улетели в чужие края.  

Ну а люди прошли через голод и смерть

И вернули природе убранство её. 

Как прекрасна земля! Только некому петь…

Огляделись они – а  вокруг вороньё. 

Люди, плача, вложили немало труда,

Чтоб изгнать вороньё за пределы свои.

Но одно потеряли они навсегда –

Не вернутся сюда никогда соловьи.  

…И года пролетят, как короткие дни,

Быстро вырастут дети, не знавшие бед и вранья.

Из манящих легенд будут помнить они,   

Словно правду забытую, – песнь соловья.

1.06.1988 г. 

Баллада о неизвестном художнике

Он умел показать наше варварство и красоту,

И немела душа: не увидишь такого во снах.

Он картины носил в галереи, и эту и ту, 

Вот, казалось возьмут… Только гнали – сильнее был страх. 

Но писал он холсты, детски веря, что люди их ждут, 

«Ты бездарен, мазила!» – смеялись статьи из газет.

Так и умер в пыли, всё надеясь – опалы пройдут, 

Неизвестный художник, которому равного нет…

А душе его как-то открыли в блаженном раю,

Что народ восхищён, что народ оценил и признал,

Что хранит он сквозь время всю правду и мудрость твою, – 

И заплакал художник (как долго он этого ждал!). 

Как хотелось взглянуть ему в лица людей не пустых,

И ворвался он в храм, где упал на колени моля…

Он достоин был счастья, и выпросил миг у святых,

И спустился узнать, как она изменилась, земля.

В галереях картины… что проданы дальней стране,

Ну а люди смеются, где лучше сгореть от стыда,

Им достаточно копий – от этого больно вдвойне:  

«Я писал в пустоту, и её не сменили года!» 

Он отдал своё сердце, но так и не поднял со дна

Обнищавшую душу народа, что свято любил,  

Что теряет таланты, но гордо хранит имена,

Что безбожен и гол, – ведь плоды достаются другим. 

19.02.1991 г. 

Земля – парадокс 

Предо мною земля как на мелкие части расколота,

Красным шёлком прикрыта её нищета;

Деньги сводят с ума, кровью полито золото,

И предъявлены всем после смерти большие счета.

Через век не узнать (годы стёрли былые названия),

И другая история в души людские легла;

Но дороже для нас стали чудом живые предания, 

Ведь из них узнаем то, что нация не сберегла.

Нет в истории правды, остались одни имена, 

Что же может сказать букв надгробных для нас серебро?

Может, бедность и смерть, и за этим прямая вина, 

Ну а, может быть, счастье людей и святое добро?

Здесь со временем можно герою попасть в подлецы,

За измену казнят – завтра вручат из лавров венок;

А бывает и хуже: начала сменяют концы,

И усердных детей не пускают на отчий порог.

Мы за кем-то идём, а потом так желаем обратно,

Мы придумали сказку, и сами не знаем зачем;

И богатство своё продаём (деньги – это приятно),

Но приходит пора, и тогда остаёмся ни с чем.

И умнейших людей здесь скрывают (как будто шпионов),

Мы ругаем владык (после смерти) и всё переврём,

Чтобы после признать, что из нескольких сот миллионов

Вновь занявший престол, только он будет лучшим вождём.

Вот прекрасный дворец предо мною бесследно растаял,

И уродливый дом воздвигают под крики побед. 

Здесь земля – парадокс, через век я её не узнаю: 

Даже в прошлом на ней ничего постоянного нет. 

июль 1990 г. 

Замки из льда

Город великий на свете стоял.

Что-то в том городе было не так.

Зло и небрежно его оскорблял

Каждый заезжий безглазый дурак.

Каждый трезвонил пустым «помелом»:

«Городу райски цвести не дано,

Славное, доброе, мудрое в нём –

Всё захоронено и сожжено».

А город был полон рассудка и сил,

Полон надежды, любви и труда,

Но в заколдованном сердце хранил

Он неприступные замки из льда.

Здесь прокажён каждый камень и дом –

Всякий пытался его оболгать.

Но были диковины в городе том – 

Больше нигде на земле не сыскать.

Трижды он проклят и трижды воскрес,

Трижды сгорал от огня и стыда.

Он бы поднялся до самых небес,

Если б растаяли замки из льда. 

Но в городе вечно искали врагов,

В городе вечно стреляли в друзей.

В городе вечно меняли «богов»,

Веру, уклады, шутов и царей.

Город устали стирать и делить –

Всё понапрасну: дела и года.

А надо бы просто кому-то разбить

Те непреступные замки из льда.

………………………………………………

Город мой полон рассудка и сил,

Полон надежды, любви и труда,

Ждёт он того, кто бы взял и разбил

Те непреступные замки из льда.  

июнь 1993 г. 

Песня о театре

Улыбнитесь, друзья, – вы актёры большого театра,

Из трагедии жизнь переходит в навязчивый фарс.

Подготовлены роли для всех на сегодня, на завтра,

Так сыграйте с душой эту добрую сказку для нас.

Это странный театр, без гримёров и без режиссёров,

А естественность жизни в тех стенах звучит как пароль.

И актёрами здесь верховодят другие актёры,

И главенствует тот, кто урвал себе главную роль.

Здесь таланты так редко заходят в открытые души, 

Просто некому их оценить, поддержать и понять.

А причина одна: тут всегда поклонялись кликушам,

Допуская подлог, допуская бессовестно лгать.

Здесь обычный актёр непридирчив, бесправен и беден,

Он обиду и грусть запивает бокалом вина.

А навязанный путь утомителен так и бесследен,

И конечная цель непреложным указом дана.

Но, казалось бы, вдруг распахнулись ворота театра,

И дохнуло свободой, и спали оковы с руки.

Начинается жизнь! Но увидев бесправное завтра,

Ужаснутся актёры: «Какие же мы простаки!»

Вот спектаклю конец. Милый зритель, побольше оваций!

Непонятны актёры, порой, что поделать, увы!

Что за ними стоит, что за сменой ролей, декораций – 

То истории крах (но того не заметите вы).

Пусть не кажется вам, что спектакль повторяется снова,

Что меняются лишь обладатели главных ролей.

Он не будет хорош – сотворён плагиатом другого,

Для уступчивых слуг и для хитрых своих королей.

Пусть годами идут за кулисами жаркие споры –

Успокоив словами, кликуши подводят черту.

И уходят домой, так довольны ролями актёры,

Понимая поздней, что уходят они в пустоту...

21.10.1991 г. 




* * *

Мирной звездой надежды

Плавно зима вступила, 

Белой печалью, нежно

Старенький мир укрыла.

Нехотя блекнут дни,

В сумрак сливая краски,

Пылкий порыв земли

Сладко уснул под маской.

Людям задаст хлопот

Скучный надрыв метели,

Только земля вздохнёт

В мягкой своей постели… 

Сколько ещё служить

Бедной земле! Не мука?

Верным горбом растить 

Наших детей и внуков.

Ей ещё долго жить,

Долго вставать с рассветом,

Жадных людей кормить,

Не получив ответа.

Сколько же ей питать

Едкую кровь и слёзы?

Сколько заботы ждать

И получать занозы?

Дайте земле своей

Миг отдохнуть от шума –  

Кроме зимы, о ней

Некому здесь подумать. 

3.01.1993 г. 

Шахматы

Я сажусь сражаться с головою в такт,

Выставив солдат и воевод.

Где ещё, простите, коль не в шахматах,

Тщательно продуман каждый ход.

У фигуры воли нет и мнения, 

Правилам и мне подчинена,

Но зато у каждой, без сомнения,

Есть своя возможность и цена.

Здесь особо я любуюсь пешками,

Их расставив в ровный дружный строй, 

Маленькими, слабыми, неспешными,

Но, порой, решающими бой.

И бывает в шахматах событие –  

Смелостью противника сразя,

Пешка прошагает под прикрытием

И доходит гордо до ферзя.

С небывалой силою и спешкою

Бьётся ферзь на поле до поры, –

Вместе с этим оставаясь пешкою

Давней и продуманной игры.

март 1992 г. 

Возвращение в Екатеринбург 

Истерзан горечью разлук,

С неизлечимой жаждой встречи,

На миг лишившись дара речи,

Ворвусь я в Екатеринбург ;

И, словно вечный ученик,

С перрона я помчусь, рыдая,

Твои черты душой глотая,

Как строки самых близких книг.

Прорвав неоновый фальцет,

Часы давно отпели полночь,

И откровением исполнен

Ночной, усталый, нежный свет.

Спешу, устав в пути кружном, 

Понять, что здесь, как прежде, нужен – 

Плевать, что скован и простужен

Твоим бессовестным дождем.

Но ты, конечно, намекнёшь, 

Как всё бранил, бежать пытаясь,

Как мы всерьёз с тобой прощались,

Но с уст сходила только дрожь.

Предвидел ты, что я сорвусь,

Хоть с самой дальней части света,

И, вкравшись в робкий пульс рассвета,

С твоим дыханием сольюсь!

1994 г. 

Портрет надежды

К тайным штрихам затеи

Я открываю мост,

Мысленно влившись в холст

В маленькой галерее.

Там, поумерив страсть,

Чуть отдохнуть от бега –

Стелятся искры снега,

Вьюги воспевши власть.

Так, не раскрыв просвета,

Мир облекло одно

Белое полотно,

Как безысходным вето.

Но в уголке холста –

Строчкой прекрасной прозы –

Смело раскрылись розы

Пышным венцом куста. 

Ставни немой страны, 

Зимнего плена злобу 

Вдруг разрывает слово

Красочных черт весны. 

Кажется, лишь веленье –

И разольётся свет. 

В нём монотонный бред

Сгинет в одно мгновенье...

Я отведу поспешно

Взгляд за черты холста, 

И подтвердят уста:

«Это портрет надежды».

январь 1994 г. 

Колокол любви

Бился колокол любви, протянувши руки к свету,

Нежной матерью рождён на земле прекрасной где-то… 

Видят детские глаза всё без лести и изъяна,

Но ударит в них гроза из обиды и обмана.

Через силу бьётся пульс, порождая кривотолки,

И летят в сердца людей раскалённые осколки. 

Но сгорают без следа, уничтоженные ложью, –

Жизнь – суровая гора, что легка лишь у подножья.

Бился колокол любви, покрываясь сетью трещин,

Чтобы в души донести… но судьбой покой обещан.

Не услышали его, преклоняясь пред бездарством,

Как сумел, но сделал всё, беззащитен от коварства.

Вот последние слова в пустоте людской застыли,

И надежна умерла (их так быстро позабыли).

Был прозрачен, как родник, –

                                                           но покрылся слоем пыли.

Бился колокол любви, –

                                                но его остановили. 

ноябрь 1990 г. 

* * *

Всех тянуло к стихам, без сомнений,

Скольких этим судьба извела?

Жаль, что редко рождается гений

Неосознанной пробой пера!

1989 г. 

Мой стих

Раздавленная плоть –

Беспомощные строки

Остались от тебя. 

Их едкие пороки

Унизили меня.

Как брошенный ломоть

Старательного хлеба –

Не обретёт мой стих

Восторженного Неба.

В пыли молвы затих?

Да нет – он срока ждёт.

И скоро с клеветой

Расправится без спеха –

Правдивой простотой,

Созвучием и смехом.  

Ведь нé был мой язык

Скупой сумою дальней –

Живительный родник,

Могучий и бескрайний.  

1992 г.